– Потому что это неверно, – ответил Мартин, слегка давая волю раздражению. (Но только слегка: он имел представление о власти Гражданина, и никак не хотел его провоцировать на ее применение.)
– Земля. Наивысшим политическим органом планеты является Организация Объединенных Наций. Таким образом, вы являетесь ее подданным. Это так?
– Совсем не так. – Мартин наклонился вперед. – По самым скромным подсчетам, на Земле есть более пятнадцати тысяч правительственных организаций. Из них только девятьсот имеют свое представительство в Женеве, и всего семьдесят – постоянное место в Совете Безопасности. ООН не обладает никакой властью по отношению к каким бы то ни было неправительственным организациям либо отдельным гражданам, это всего лишь арбитражный орган. Я – суверенный гражданин, не являющийся собственностью какого-либо правительства.
– Ага, – сказал Гражданин. Он очень осторожно положил перо на стол и посмотрел на Мартина в упор. – Я вижу, вы не понимаете. Так вот, я окажу вам огромную услугу и сделаю вид, что не слышал ваших последних слов. Василий!
– Да? – поднял глаза помощник.
– Выйди.
Помощник – просто мальчишка в мундире – встал и прошагал к двери. Потом крепко ее за собой затворил.
– Я скажу один раз и повторять не буду. – Гражданин замолчал, и Мартин потрясенно понял, что его внешняя бесстрастность – это крепко завинченная крышка над котлом кипящей ярости. – Мне плевать, что там, на отсталой Земле, воображают себе о своей суверенности. Мне даже плевать, что меня оскорбляет молодой и наглый щенок, вроде вас. Но на нашей планете вы будете жить по нашим правилам. Поступать так, как у нас считается правильным и хорошим. Я понятно говорю?
– Так я же не… – начал было Мартин и остановился, подыскивая правильные дипломатичные слова. – Позвольте мне перефразировать. Я приношу свои извинения, если причинил обиду, но если это и произошло, не могли бы вы меня просветить, что именно я сделал? Чтобы в дальнейшем я избегал подобных поступков. Если же вы мне не сообщите, как мне избежать возможности оскорбить кого-нибудь случайно?
– Ах, вы не знаете? – Гражданин встал, обошел стол, вернулся к креслу. Резко остановился и обратил к Мартину яростный взгляд. – Два дня тому назад в баре гостиницы «Победоносная Корона» вы рассказали некоему Вацлаву Гашеку, кажется, о политическом устройстве вашей родной планеты. Чушь и пропаганда, конечно, но пропаганда соблазнительная, и чушь, предназначенная для определенного сегмента люмпен-пролетариата. А вот такие ваши слова, когда вы отпускали замечания – сейчас гляну – «концепция налога ничем не отличается от вымогательства» или «общественный договор, навязанный насилием, не является законным договором», – это уже почти за гранью подстрекательства. После четвертой кружки пива вы развеселились и стали излагать свои мысли насчет природы социальной справедливости, что уже было проблемой, поскольку вы выразили сомнение в беспристрастности судей, назначенных Его Императорским Величеством, в случае юридических споров с Короной.
– Так это ж ерунда! Так, треп за кружкой пива.
– Были бы вы гражданином Новой Республики, поехали бы в приграничную колонию Его Величества лет этак на двадцать, – ледяным голосом произнес Гражданин. – И единственная причина нашего маленького тет-а-тет – это то, что ваше присутствие на Верфях Короны признано желательным. Если вы позволите себе еще подобный «треп за кружкой пива», Адмиралтейство может снять с себя заботы о вашей судьбе. И где вы тогда окажетесь?
Мартин поежился. Он не ожидал, что Гражданин будет столь прямолинеен.
– Действительно разговоры о политике так важны? – спросил он.
– Когда они ведутся в общественном месте, и в них излагаются дикие понятия инопланетников – тогда да. Новая Республика – это вам не анархический бардак, в котором погрязла ваша планета! И я это еще раз подчеркиваю. Потому что вы – полезный иностранец, и вам Их Императорскими Высочествами предоставлены определенные права. Если вы позволите себе выйти за границу этих прав, вас прижмут, и прижмут как следует. А если до вас это плохо доходит, то очень вам советую: свободное время торчите у себя в гостиничном номере, чтобы язык случайно не подвел. И в третий раз спрашиваю: я понятно говорю?
У Мартина был такой вид, будто его выпороли.
– Д-да, – выговорил он.
– Тогда – вон отсюда.
Вечер.
Мужчина среднего роста и ничем не примечательного телосложения, с неопределенным каштановым оттенком волос и коротко стриженной бородой лежал полностью одетый на покрывале гостиничной кровати, и его лицо закрывала стеганая глазная повязка. По мрачному ковру ползли тени, солнце ушло за горизонт. Шипели газовые сопла канделябра, и тени шевелились, покачиваясь. В дальнем углу жужжала муха, обследуя стену с ювелирной точностью.
Мартин не спал. Весь свой запас противожучковых роботов он выпустил на поиск – проверить, не слушает ли его ведомство Куратора. Хотя блох у него было немного: в Новой Республике они были под строжайшим запретом, и этот набор пришлось провозить через таможню в закупоренных сальных железах и кариозных полостях зубов. Теперь они все включились в работу, выискивая подслушивающие устройства и сообщая о них мониторам, вплетенным в глазную повязку.
Наконец, придя к выводу, что он в комнате один, Мартин отозвал муху – отключил ее сенсоры – и погрузил блох обратно в спячку. Встав с постели, он закрыл жалюзи и задернул шторы. И если только люди из конторы Куратора не установили у него в шкафу механический фонограф, Мартин не мог придумать, как еще им его подслушать.