Но пока что я не видела, чтобы их мотивация была самоизменяющейся, не видела ничего, кроме встроенных инстинктов. Я хочу протестировать их, поставив их в ситуацию, когда их собственное представление о себе будет контрастировать с их поведением. Если они приспособят этот «образ себя» к новым обстоятельствам, мы будем знать, что имеем дело с братьями по разуму. Что решительно скажется на природе нашего обзора.
– Это звучит как травматичная или трудная методика, сестра. Мне придется обдумать это, прежде чем представить Матери.
Седьмая испустила булькающий смех и шлепнулась на пузо.
– Однопометница моя! Как ты думаешь, что у меня на уме?
– Не знаю. Но если это что-нибудь в твоем обычном стиле…
Та-Кто-Наблюдает замолчала, увидев триумфальный блеск в глазу сестры.
– Я всего лишь предлагаю начать Критиковать минимальную их выборку чуть-чуть тщательней, чем обычно, – предложила Сестра Седьмая. – А когда я закончу, все живущие будут знать, что их Критиковали. В этом и состоит моя методология.
Капитан третьего ранга Крупкин освободился для встречи с Василием Мюллером только через два часа, но это не было сознательной интенцией. Почти сразу, как только запитали и запустили поле главного двигателя, и корабль плавно двинулся прочь от Кламовского лифта, пейджер Крупкина пискнул:
ВСЕМ ОФИЦЕРАМ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В ЗАЛЕ «Д».
– Мать твою в железо, – вздохнул механик и бросил, выходя, Павлу Грубору: – Старик меня вызывает прямо сейчас. Ты пока займись этим береговым механиком и выясни, сколько ему еще возиться с установкой компенсатора? И кинь мне на пейджер, когда узнаешь.
Не ожидая ответа, он вышел.
Михаил Крупкин любил свою работу и особо не ожидал повышения по службе. Судовыми машинами он занимался уже четырнадцать лет и собирался спокойно дослужить до счастливой отставки, с работой на каких-нибудь коммерческих линиях. Но вот такого типа сообщения полностью лишали его внутреннего покоя. Это значило, что начальник будет задавать вопросы о готовности систем, а с этими дурацкими непонятными коробками в машинном отделении… Может, «Полководец» и стал мобильнее, но он, Крупкин, не может отвечать за него теперь на сто процентов.
Что в этих ящиках, он не знал, но не сомневался, что именно ради них Адмиралтейство потратило несколько миллионов крон на модернизацию двигателей. И почему-то тщательно уклонялось от всяких разговоров о программном обеспечении этих ящиков. А они, подключенные к двигателю, были также подключены по новой широкополосной линии связи к тактической сети. Что-то тут было подозрительное.
Пережевывая мысленно все это и еще многое, он вошел в экспресс-лифт, поднявший его в конференц-зал офицерской палубы. Дверь в зал «Д» была открыта, его ждали. Почти все старшие офицеры уже собрались. Старпом Илья Муромец, лейтенант Хельсингас из управления огнем, люди из разных боевых частей, Вульпис из релятивистов… Он вроде бы последний, если не считать капитана, у которого есть причины приходить позже всех.
– Привет, Илья! Что стряслось?
Тот посмотрел на него.
– Капитан у адмирала. Придет – объявит, – ответил он. – Я сам толком не знаю, но вроде ничего конкретного.
Крупкин молча перевел дух. «Ничего конкретного» – значит, дело не в ходовой части корабля. Стружку ни с кого снимать не будут. Нельзя сказать, что каперанг Мирский придирчив – по меркам Новой Республики, – но он бывал совершенно безжалостен, если считал, что кто-то не усердствует в работе.
Вдруг атмосфера в зале переменилась. Все повернулись к двери, разговоры стихли, офицеры встали по стойке «смирно». Капитан Мирский на долгую секунду остановился, оглядывая своих офицеров. Очевидно, зрелище его удовлетворило, и первые его слова были такими:
– Господа, прошу присаживаться. – Пройдя к креслу во главе стола, он положил перед собой толстую папку. – Сейчас одиннадцать тридцать. Дверь в это помещение закрыта и закрытой останется до двенадцати часов ровно, если не произойдет ЧП. Я уполномочен вам сообщить, что вводится в действие боевой приказ. Мне неизвестно, какие политические соображения лежат в его основе, но в штабе адмирала Курца меня информировали, что вряд ли возможно иное разрешение кризиса, кроме военного. Соответственно нам приказано идти в составе экспедиционного соединения номер один к Рохарду согласно боевому плану «Омега – зеленый горизонт». – Мирский придвинул кресло и сел. – Есть вопросы по этой части перед тем, как я перейду к нашим конкретным приказам?
Руку поднял лейтенант Марек.
– Господин капитан, известно ли нам что-нибудь об агрессоре? Насколько я понимаю, цензурное ведомство проявило бдительность более обычной.
– Хороший вопрос. – У Мирского дернулась щека, и Крупкин глянул на лейтенанта: молодой пацан из Тактики, на корабль пришел меньше полугода тому назад. – А на хороший вопрос следует давать хороший ответ. К сожалению, я его дать не могу, потому что никто не счел возможным мне рассказать. Итак, лейтенант, как следует расположить наши силы на случай худшей из возможных ситуаций?
Лейтенант Марек гулко сглотнул слюну. Он слишком недавно появился на «Полководце», чтобы просечь сократическую манеру капитана по проверке знаний своих подчиненных – наследие двух сроков преподавания в Академии штаба ВКФ.
– Против кого, господин капитан? Если бы дело было просто в подавлении местного мятежа, проблем бы не было. Но у Рохарда есть заслон, состоящий из эсминца плюс пункты наземной обороны, и подавить они могли бы не хуже нас. И нас бы не послали, если бы этих сил было достаточно в сложившейся обстановке. Значит, там должен быть активный противник, уже лишивший местную оборону возможности влиять на ситуацию.